Сумбурно хаотичный (ЛП) - Страница 17

Конечно - я знала эту песню. Ой-ой. Какая же огромная разница, когда её поёт Леандер, а не господин Рюбзам! Господин Рюбзам декламировал её на летнем празднике с проектной группой Джузеппе. Тогда я была в пятом классе. И на протяжении всей песни я только смотрела на Сеппо и гордо думала: Я живу через дорогу от него. Он всегда рядом со мной. Он мой друг. А теперь я облокотилась на грудь Леандера и песня звучала совсем по другому ... по другому ... красивее. Да, она звучала красивее.

- Пойдём, дай мне свою руку, и я проведу тебя через наши улицы. Я покажу тебе людей, которые действительно одиноки.

Могвай вздыхая, повернулся в своей корзинке. Я закрыла глаза. Теперь я чувствовала, как голос Леандера вибрирует у него в груди. И никто его не слышал. Кроме него самого и меня. Мы были совершенно одни на всём белом свете.

Ещё прежде, чем замер последний аккорд, я крепко спала.

Глава 7.

Ну

ты знаешь что

- Люси! Пора! - прогремел мамин голос через коридор.

- Ещё три минуты, сейчас буду готова! - закричала я и облокотилась на дверь всем весом, чтобы мама не смогла сразу ворваться ко мне в комнату, если вдруг у неё снова возникнет идея контролировать мои сборы для школьной поездки на каждом шагу.

Потому что самой большой проблемой был не мой чемодан. А Леандер и его чёртова гитара.

- И? - прошептал он заинтригованно. - Что скажешь? - Он накинул широкий кожаный ремень на плечо, к которому была привязана гитара, и за который заплатил моими и без того скудными карманными деньгами.

(Большинство которых уходило на мужской гель для душа, дорогие трусы и с недавнего времени на мятные таблетки, потому что у Леандера был панический страх, что у него появится неприятный запах изо рта.) Дерево гитары сверкало слегка голубоватым, когда на неё падал солнечный свет. Наконец весна вернулась, как раз, вовремя, для школьной поездки. Итак, это выглядело, словно ночью с гитарой что-то случилось. Ещё вчера дерево было просто коричневым. Теперь же оно имело небольшой оттенок голубого. Постоянная практика Леандера дала свои результаты. Но так как только я могла его видеть, а значит и гитару, нам нужно было оставаться осторожными. Голубое сияние ничего не доказывало. Оно не было подтверждением.

- Я не уверенна, - ответила я, понизив голос, потому что в коридоре послышался топот мамы. – Наверное, нам придётся рискнуть. Правда я чувствовала бы себя намного спокойнее, если бы гитара осталась здесь.

Леандер решительно отмахнулся. В прошедшие недели он играл на ней всегда, когда появлялась возможность. И это было в основном днём. Как только мама спускалась к папе в подвал, он забирался на мою кровать или свой (мой) диван и начинал бренчать на струнах. Мундоргель господина Рюбзама он более или менее знал наизусть, хотя страстно поносил тексты с религиозным содержанием, а их было немало, и объявил, что расширит свою программу. Он нашёл на YouTube достаточно подходящего материала для школьных поездок.

В принципе то, что Леандер хотел сделать, было бесполезным. Его никто не слышал, кроме меня. Какой тогда в этом был толк, играть вместе с нами на гитаре и петь, когда господин Рюбзам принуждал нас к этому? Он не мог получить никакого одобрения. Его никто не мог похвалить за его красивый голос и проворные руки. Всё, что могло случиться это то, что оставшиеся охранники разоблачат его и его тело (если они как раз не будут находиться все вместе на своём свободном полёте) и начнут мучить.

Но это Леандера не беспокоило. Поэтому он практиковался часто и много, чтобы гитара в какой-то момент стала его и прозрачной. То что, скорее всего мы после поездки никогда не сможем отдать её бабушке Анни назад, потому что для всех прочих людей её больше не существовало, казалось, не тревожило его. А так же, у меня появится проблема, если гитары после школьной поездки не будет ни у меня, ни у бабушки Анни, а маме вдруг взбредёт в голову идея, искать её. Или попросить меня, как постоянно в прошедшие дни, что-нибудь ей сыграть.

С одной стороны мама находила это «восхитительным», что я теперь занималась музыкой и практиковалась вечером играть на гитаре, да, что наконец вырвался наружу мой талант, «маленький гений, наша Люси». И она считала так же восхитительным то, что я хотела учиться играть одна. Чтобы никто за мной не наблюдал. И всегда останавливалась, когда она заходила в комнату, чтобы послушать совершенно официально. Менее восхитительным она находила то, что я отказывалась исполнить что-нибудь перед ней и папой. Если уж я сыграю что-то для Сердана, то могла бы так же представить серенаду и родителям, жаловалась мама, спустя несколько дней, а её ресницы подозрительно дрожали.

Она и без того начинала каждые десять минут плакать, потому что её маленькая девочка отправляется в путешествие. При том что я, наш тур в Альтлайнинген, ни капельки не считала путешествием. Путешествие было бы тогда, если бы я полетела в Африку или заказала поездку по выживанию на Аляску.

Это же, была глупая школьная поездка. Мы даже останемся в том же штате. И через пять дней я вернусь назад домой. Это не было реальным основанием для того, чтобы плакать, во всяком случае, не для мамы. Потому что настоящие неприятности были у меня. Я должна была взять с собой невидимого охранника, которого мог ощущать любой, если подойдёт к нему слишком близко. Это было хорошим основанием жаловаться и ныть.

Надеюсь, что хотя бы гитара стала прозрачной. Надеюсь? Только что, когда я увидела отсвет, это причинило мне небольшую боль. Теперь Леандер может играть и петь один, всегда, когда захочет. Я для этого была ему больше не нужна. Вчера вечером в последний раз я заснула в его объятьях, в то время как он пел что-то об «отели Калифорния», одна из его фаворитов на YouTube. (Мои собственные я больше не могла найти между всеми этими старыми песнями из Anno, которые Леандер сохранял, потому что был уверен, что они понравятся господину Рюбзам.) Мама ещё раз проверила меня, незадолго до полуночи. Я проснулась, когда она натягивала мне на плечи одеяло, а Леандера не было, вместе с гитарой. Скорее всего, он предпринимал свой свободный полёт.